Правда-матка 5

[ruslankuznetsov]

«Члены церкви, в случае если они совершают проступки, квалифицируемые Священным Писанием как грех, не каются в них и не оставляют их, должны быть подвергнуты церковным взысканиям в соответствии с библейским учением». 

Устав Библейской Церкви Слово Благодати, пункт 3.3.1.

Тот, кто хотя бы один раз прочел вторую половину Библии в нормальном переводе, знает: сегодня не существует такого понятия, как «грех перед Богом». Потому что двадцать веков назад человек по имени Иисус был несправедливо осужден и убит несмотря на то, что он не сделал никакого преступления и не заслужил наказания. Так был нарушен единственный непогрешимый закон справедливости, данный Богом на заре человечества: «Наказание за преступление — смерть». 

К счастью, все вышло наоборот — сама смерть оказалась преступлением ввиду отсутствия необходимости наказания. Иисуса убили за то, что он кому-то мешал делать свои грязные делишки. Только вот убийцы даже не догадывались о том, что:

1. Их жертва оказалась наживкой, добровольно приплывшей к ним в руки. Распяв безгрешного человека они сами себя посадили на крючок следующей идеи Папы.

2. Смерть невиновного в глазах Бога человека стала легальной причиной отмены двух законов, самим Богом и принятых — Закона Справедливости (добро за добро, зло за зло) и Закона, данного евреям при Моисее, как гаранта Старого Договора (если ты выполнишь твою часть контракта — этот самый Закон, тогда Я выполню свою — буду тебя охранять и выручать). 

3. Убив Иисуса, хранители Закона потеряли свою работу, а ценность и уникальность их главного офиса —  Иерусалимского Храма — была нивелирована в ту секунду, когда в нем разорвалась штора, выставив на обозрение каждому желающему помещение, где когда-то обитал Святой Бог. То самое помещение, в котором за малейшую провинность служитель храма расплачивался жизнью (именно поэтому к его ноге на всякий случай была привязана веревка — с ее помощью другие священники могли выволочь бездыханное тело из страшной комнаты).

Таким образом в 33 году был отменен Старый Договор и заключен Новый. Главной же особенностью Нового Договора стало полное отсутствие возможности согрешить перед Богом. То есть, сделать поступок, в прошлом характеризовавшийся как преступление, можно. А вот понести за него наказание — нельзя, потому что это уже за нас сделал Иисус. 

Чтобы было легче понять, как такое возможно, представим себе школу по вождению автомобиля. Папа, желая научить своего малолетнего сына водить, заранее оплачивает владельцу автошколы стоимость как машины, так и всего, что находится на территории. Мальчик катается по площадке и время от времени сбивает фишки и столбики, портит траву и выбрасывает грязь на асфальт. Машина после таких покатушек тоже выглядит не лучшим образом. А теперь, внимание. Речь здесь вовсе не идет о том, что мальчик все делал правильно и ничего не нарушил. Конечно же нарушил, наделал ошибок и наломал дров.

— Ай-ай-ай, — говорит ему инструктор, — разве так можно?!

— Ну ты даешь! — вторит инструктору папа, — кто ж так ездит?!

Так вот. Если бы это было до смерти Иисуса, то мальчику пришлось бы вылезти из машины и заняться уборкой территории. А потом еще несколько месяцев отрабатывать разбитые фары и помятый капот. Но смерть Иисуса и есть тот самый чек, который папа мальчика выдал владельцу автошколы. Теперь сценарий совсем другой. Покачав головой и поцокав языком, инструктор снова объясняет студенту теорию, а потом мальчик снова садится в машину и, как ни в чем не бывало, продолжает накатывать круги по полигону. 

Не трудно уловить главную мысль, правда? Папа заплатил за ущерб не для того, чтобы сынуля крушил все на своем пути ради прикола. А для того, чтобы сынуля САМ НАУЧИЛСЯ управлять автомобилем. Не отвлекаясь на издержки, не теряя время на отрабатывание ущерба, не пугаясь до мокрых штанов при каждом вылете в обочину. «Папа все оплатил, чтобы я чему-то научился. И я научусь». Вот девиз этого мальчика. То есть, наш с вами.

К сожалению, ведущие руководители Библейской Церкви этот принцип так до сих пор и не усвоили. Они сами живут при Старом Договоре и других к этому успешно склоняют. Днями изучая Библию, лидеры и учителя ничего не видят в ней, кроме фиги, которую насмешливо сует им под нос хитрый Люцифер, основатель религии под названием «христианство». 

Грех, как «преступление перед Богом», до сих пор является актуальной темой в подавляющем большинстве церквей, а особенно в их консервативном подразделении. С грехом борются, от греха убегают, греху противостоят, грехом пугают и за грех карают. В уставе церкви «Слово Благодати» даже есть раздел, который посвящен наказанию за грех. Только называется он немного культурнее — «церковная дисциплина».

Я не буду сейчас подробно перечислять все, что «Священное Писание квалифицирует как грех». Мы все прекрасно знаем тот списочек. А также мы знаем, что все люди, которые ходють в религиозные церкви, регулярно эти грехи совершают, тайно или явно. И те, кто с важным видом сидят в хоре, и те, кто с еще более важным видом расположились на местах служителей. И бабушки с дедушками, и молодые парни с девушками, и даже детки — все нарушают. А, значит, грешат.

Но вот что интересно: никто ни в чем не кается. В смысле, прилюдно. Так а ведь как иначе? Если человек регулярно грешит и не менее регулярно кается, но только тайком, в своей комнате, как мы тогда узнаем, что он кается за все-все? Например, кто-то увидел, как брат согрешил: не помолился перед обедом или проститутку снял на ночь. Как он узнает, что брат раскаялся в содеянном, если он не пришел в церковь и не рассказал всему честному народу, где, с кем, как ее зовут, сколько лет и какой ее номер телефона?

Ведь пункт 3.3.6 гласит: «Если согрешивший не раскаивается в грехе…» То есть, нужен свидетель, правильно? Раз человек публично не кается, значит он должен это сделать дома, но при этом позвать «понятых», которые подтвердят: «Да, раскаивается!» А иначе все будут думать, что, мол, вот снял, гад, девку, а не раскаивается. Значит еще будет снимать, собака. Грешит, видишь ли, а глаза счастливые!

Вот отсюда я и сделал вывод: в церкви около 1500 человек. Все грешат, причем ежедневно. За каждый грех все должны просить прощения у Бога. Но мы не знаем — просят ли, ведь всех не проверишь. Значит ли это, что многие члены церкви грешат и не раскаиваются? Что на них нужно накладывать это самое «церковное взыскание»?

Конечно, значит. И первым таким грешником был я. Я нарушал все, что можно было нарушить. Ну только что никого не убивал. Только меня никто не наказывал, и знаете почему? Потому что я никому ничего не говорил (ха-ха). Потому что зачем кому-то что-то говорить, когда мы с ним эти самые грехи и совершаем? С таким же как я, членом церкви «Слово Благодати»?

Например. Основываясь на библейских текстах «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа?» и «Кто разорит храм Божий, того покарает Бог» (1 Кор. 3 и 6 главы) в церквах установлен полный запрет на употребление спиртных напитков, курение сигарет и всего остального, что принято называть вредными и пагубными привычками. У баптистов так и говорят: «Так он же неверующий — пьет, курит». Этого всегда было достаточно, чтобы определить «мирской» статус человека.

Возможно, если бы я жил в Украине, я бы никогда не стал пить вино. Во-первых, потому что там его нет, а во-вторых, потому что на моей родине до сих пор нет культуры употребления спиртного. Есть понятие «бухать» и этого достаточно. Но я живу в США, где, в отличие от стран третьего мира, люди знают толк в благородных напитках. Где бухать — это стыдно. Где на улице не встретишь алкаша (если только он не бомж). Кстати, в последний раз я видел пьяного в хлам человека в городе и среди белого дня около семи лет назад — именно тогда мы в последний раз ездили на Камчатку. 

Так вот, в США пиво, вино и коктейли пьют все культурные люди. Включая религиозников всех мастей. Кроме, естественно, русских религиозников. Они, если и пьют, то только тайком. Пили и мы. Сперва, правда, я подумал, что раз церковь такая современная, то тут с этим вопросом тоже разобрались. Куда там. На алкоголь был полный и тотальный запрет.

Опять же, что такое алкоголь? Выпитая бутылка пива или бутылка водки? Стакан белого вина или стакан самогона? Лично я с самого начала пил пиво и вино только ради вкуса и наслаждения, а не опьянения (одно время я даже покупал безалкогольные «алкогольные напитки»). То есть, когда ты с друзьями садишься за ужин, открываешь одну бутылочку красненького и, смакуя маленькими глотками, потягиваешь его со стейком. Ты находишься в здравом уме и трезвой памяти, ты не бузишь и отвечаешь за свои слова. Чем это плохо? 

Но нельзя, и все тут. Понятное дело, что мы плевали на все запреты и пили тогда, когда хотели. Правда, только со своими и тайком, как преступники. Отчего в душе было противно, а друг перед другом стыдно. Все, с кем мы делили бутылку вина, коробку пива, а иногда и пузырек коньяка, являлись членами церкви, половина занимала лидирующие посты в молодежном служении. Все мы знали, что «грешим», что «если узнают, будет плохо». Но все равно пили.

Сегодня я понимаю, что мы это делали еще и потому, что чувствовали потребность пусть тайком, но бунтовать против бессмысленных правил, подавляющих нашу индивидуальность. Постоянный, неусыпный контроль за неженатыми-незамужними молодыми людьми; вечное неодобрение наших вечерних невинных тусовок, вроде волейбола в парке; настойчивые намеки «пора тебе жениться» и неуклонные отказы на вопрос «можно мы с вашими дочками поедем покатаемся на лыжах?»; постылое, однообразное давление со стороны взрослых людей и руководителей церкви, непрестанная опасность быть «вызванным на ковер» и разобранным на части какими-то взрослыми чужими мужиками (а у меня это было в жизни не раз) — все это создавало где-то внутри нас огромное паровое давление, которое хотелось куда-то выпустить. Вот мы и выпускали, «согрешая».

Естественно, алкоголем дело не ограничивалось. Воровство, ложь, лицемерие, зло и другие внебрачные сексуальные связи — все это всегда было в таких церквях, есть и всегда будет. До тех пор, пока такие церкви существуют. Потому что само наличие сообщества людей в виде «собрания святых» не делает людей ни святыми, ни, что одно и то же, безгрешными. Напротив, там, где есть устав (он же закон) всегда будет место греху, то есть нарушению устава. Так устроены люди, и Бог об этом знает лучше всех нас. 

Именно поэтому Он лишил актуальности всевозможные законы, оставив людям свободное право жить так, как им хочется и нравится. В этом суть Нового Договора: «Я со своей стороны сделал все, что возможно, а вы уже сами решайте, хотите или нет, будете или нет выполнять то, что сделает этот Договор полноценным». Баптистские церкви, включая церковь Алексея Коломийцева, видимо пока не готовы принять такие условия, поэтому они продолжают жить по условиям Договора №1, того, который был заключен между Богом и людьми у подножия древней горы Синай. 

Тот Старый Договор, или, как его называет Синодальная Библия, Ветхий Завет, среди прочих хороших качеств имел очень большой изъян — он был построен на страхе. Бог так и говорил, обращаясь к своим партнерам в лице израильтян: «Если вы будете исполнять то и то, тогда все у вас будет хорошо. Но если не будете, тогда будут у вас вот такие проблемы». А дальше шел длинный перечень бед и катастроф, которые могут последовать за нарушением контракта. И, как мы знаем, в дальнейшем все они благополучно последовали, причем неоднократно.

Церковная дисциплина — это и есть одно из условий контракта церкви Слово Благодати. Как только ты принимаешь условия устава и становишься членом церкви, ты тут же вступаешь в ряды людей, несущих прямую ответственность за свои поступки с последующими неприятностями. Казалось бы, что тут плохого: в любой организации есть свои правила, за нарушение которых можно получить проблемы. Да, но только там, в организации, люди занимаются продажей компьютеров или выращиванием огурцов, и если ты будешь драться с сотрудниками или уйдешь в запой, тебя уволят. Это и есть твое наказание. 

Здесь же собрано сообщество людей, к которым ты прийдешь сразу после увольнения для того, чтобы решить свою проблему драчливости и алкоголизма. Церковь — это именно то место, в котором тебе должны помочь стать таким человеком, которого не будут увольнять с работы. Там, на работе, ты всегда должен быть трезвым, а тут ты должен перестать быть алкашом. Там нельзя драться, а тут ты должен, родившись заново, стать новым человеком, которому даже мысль о физическом насилии неприятна. 

Именно устав Библейской церкви с его статьей о церковной дисциплине ясно показывает несостоятельность самой концепции этой организации. Она не решает проблемы людей. Она отбирает из толпы тех, кто не имеет проблем, а, точнее, кто лучше всех делает вид, что не имеет проблем, и возводит их на свои местные высоты. Да, я в курсе того, что в церкви есть служители, которые работают со «слабыми душами» наставляя их на путь истины. И это мы видели, и там побывали. Проблема только в том, что одни люди не могут помочь другим людям там, где нужно вмешательство Святого Духа. 

Я уже писал о том, как встречался с пастором Алексеем: мне всегда была понятна цель, к которой я должен прийти. Я не имел понятия, КАК это сделать. И даже когда мне объясняли как, у меня все равно ничего не получалось, потому что не было сил. Да, я вижу вершину горы. Да, я понял, как нужно шагать и с какой скоростью. Проблема в том, что мои ноги меня не слушаются. Или их просто нет. Толку мне с вашей теории!

С таким же успехом можно взять потомственного вора и сказать ему: «Если ты не прекратишь воровать, мы тебя посадим в тюрьму, вот она тебя и исправит!» Мы все прекрасно знаем, что произойдет в тюрьме: «Ах, так ты и тут воруешь?! Ну тогда иди в карцер!» Но он и в карцере стырит у соседа кусок хлеба. И что с ним остается делать? Правильно, расстрелять гада. 

Именно так обстояло дело со мной в Ванкувере. Я приехал в церковь Алексея, чтобы освободиться от греха. А там мне сунули под нос вот эту статью из устава:

3.3.5. В случае, если согрешивший раскаивается в согрешении, но в его жизни не видно плодов исправления, по усмотрению Совета пастырского попечения он может быть взят на замечание с отстранением от участия в Вечере Господней и ограничением в служении.

То бишь карцер. А потом расстрел.

Я говорю: «Даже если я раскаиваюсь в чем-то, то все равно ничего не могу с собой поделать и опять грешу. Что изменит отделение меня от вашего общества? Я же только полгода назад был отделен, когда жил в другом городе! Я потому к вам и приехал, чтобы больше не быть отделенным, но исправленным». На этот вопрос, как и на многие другие, ответа я так и не получил.

Наказание людьми за грех перед Богом (какой бред!) несет за собой еще более страшные последствия, чем это кажется на первый взгляд. Тот, кто не вырос в религии, а значит, в церковном обществе, вряд ли задумывался, каково это — быть «на замечании» или отлученным от церкви. Это как если бы вы попали в группу людей, отправившуюся в путешествие по тайге. Или по тропическим островам, если вам так больше нравится.

И вот вы оказались в ситуации, когда назад уже дороги нет (самолет за вами прилетит через три месяца), а с командой отношения не сложились (скажем, по ошибке вы попали в общество обкуренных панков). Вас не хотят видеть у костра, с вами не шутят и не делятся чаем, вам не предлагают помощь и не дают места в общей палатке. Вы — изгой. И проблема тут не в том, что эти люди о вас такого мнения, пусть и ошибочного. В любое другое время вы бы просто плюнули на них и ушли своей дорогой. В том-то и проблема, что вы полностью зависимы от них. Вы не знаете дорогу, у вас нет провизии, опыта и оборудования, чтобы продолжить путешествие самому. От этих людей зависит ваша жизнь, потому что без них вы сгинете через неделю. Это полный тупик и у вас есть только один выход — униженно проситься обратно в команду презираемых вами людей.

Именно так себя чувствует человек, у которого все родственники, друзья, завязки и интересы с самого детства были внутри церковного общества, из которого его грозятся выгнать. Сперва он может и дерзнет остаться один, но потом, спустя пару месяцев, попросится обратно. Потому что когда тебе 27 лет и ты ничего другого не видел, кроме этого круга и ничем другим не занимался, кроме религиозной деятельности, не так это просто — встать и навсегда уйти, начав с нуля свою жизнь. Тем более это трудно тем, кто на полном серьезе заинтересован в церковной карьере, что для многих означает «служение Богу». Когда тебя лишают служения Богу — это очень серьезная проблема.

Вот зачем нужны церковные взыскания — чтобы люди боялись. «Спасать страхом» — так иногда цинично выражаются церковные лидеры. Чего они не знают, эти лидеры, так это того, что единожды от ошибочного шага страхом спасти может и получится (только попробуй пойти к наркошам, я тебе ноги переломаю), но вот изменить человека — никогда. Он просто теперь будет делать все, что хотел, только тайком. И в страхе. 

Именно так я ходил в детстве в кино — потихоньку пробираясь задними дворами, а потом, уже сидя в зале, переживая «чтобы не было пришествия», или, что еще хуже, чтобы не зашел мой огромный папа и не позвал меня на выход, пригрозив своим огромным кулачищем. К счастью, как только фильм начинался, я тут же забывал о всех своих страхах. Правда, ровно до того момента, когда нужно было выходить из зала на улицу и судорожно придумывать отмазку «где я был так поздно».

Вот что делает страх наказания. Он не решает проблему устранения преступления, он просто стимулирует преступника на изощренные ухищрения его сокрытия. Все люди, посещающие церковь, грешат (по их мнению). Только никто об этом ничего не говорит, потому что за честностью последует наказание. Или порицание и позор. Вот почему я больше боялся того, что о моих грехах узнают люди в церкви, чем того, что о них уже давно и во всех подробностях знает Бог. Я не был уверен, что Бог меня станет наказывать, а вот в том, что накажет церковь, сомнений не возникало.

Все эти мысли регулярно долбили мое сознание в то время, когда я занимался с музыкальной группой, играл на сцене, беседовал с пастором и общался с друзьями. Меня страшно раздражало, что мы, взрослые, умные люди, ведем себя как бэповские подростки (бп — баптист). Что мы что-то вечно прячем и скрываем, от прямых вопросов уклоняемся, а сами говорить тоже боимся, потому что понимаем: есть устав-закон, который нельзя нарушать и есть мы, которые регулярно его нарушаем. Мы живем двойной жизнью, причем одна из них ужасно скучная, а другая — стыдная. Замкнутый, постылый, порочный круг. 

Я не считаю и никогда не считал, что пить алкогольные напитки — это плохо. Но мне было стыдно за то, что я их пил. Почему? Потому что я был вынужден это всеми способами скрывать. Я с детства любил запах табака и еще дошкольником собирал бычки в карманы, чтобы их просто нюхать. Я обожаю курить ароматные сигары и с удовольствием выкурю хорошую сигаретку. Я делал это также будучи членом Библейской церкви, но только тайком. И мучаясь от самого этого факта, что тайком. 

А еще я всегда ненавидел лицемерие, то есть двуличность (хоть временами сам таким был), но иногда любил приврать. В Ванкувере я стал замечать, что врать становится так же отвратительно, как лицемерить. К тому же от вранья теперь не было никакого удовлетворения, а только раздражение и гадостная тяжесть на душе. Но и не врать я не мог, иначе бы потерял все, что имел — уважение, авторитет, друзей, любимое дело и работу (в тот момент я взялся за малярные работы на строительстве огромного нового церковного здания). Я жил и делал вид, что у меня все так же хорошо внутри, как и снаружи. Но самого себя не обманешь.

О том, что происходило у меня внутри можно было легко догадаться, заглянув в мою комнату. Мы с ребятами как раз переехали в новый дом, который купил молодежный пастор. Нас было четверо парней и я проявил инициативу в покраске унылых белых стен в веселые цвета. Кажется, всего их оказалось около двадцати. Мы покрасили зал, коридоры, кухню и ванные. Я помог ребятам покрасить их комнаты. Дом стал уютным и даже стильным. И только моя комната, человека, который все это вообще задумал, так и осталась белой с обклеенными синей маскировочной лентой плинтусами. У меня так и не дошли руки сделать в ней то, что я задумал. 

Я сработал на публику, и все, кто к нам приходили, восхищались интерьером. Но ко мне никто никогда не заглядывал, так как моя дверь всегда была заперта. Нечего было там смотреть, в пустой, не обставленой и тоскливой конуре. Точно так же, как в моей душе. 

И тогда я начал пить. Только теперь не так, как раньше — для удовольствия, а так, как пьют для того, чтобы забываться. Как пьют, чтобы уйти от реальности. Той реальности, от которой, как мне тогда казалось, мне уже никогда не уйти.

Продолжение следует...